Нифонт Долгополов
Памяти Льва Николаевич Толстого
________
Лев Николаевич Толстой, как учитель жизни и педагог.
Умер Лев Николаевич Толстой, увенчанный славою и почетом всего мира!...
Великий писатель земли русской достиг высочайших вершин человеческой славы... он был признан «властелином дум». Все человечество прислушивалось к работе его ума и сердца. Его «великая совесть» будила в людях чувство стыда. Призыв его к личному совершенствованию возбуждал большой интерес и желание приблизить свою жизнь к начертанным великим нравственным идеалам: единению и любви человека к людям и всему живому.
Осиротела Россия... осиротел мир... В лице Льва Николаевича отошел в вечность один из величайших людей живших на земле. Благодаря своей жизни и деятельности в России (Ясной Поляне) Лев Николаевич способствовал сближению иностранцев с Россией. Россия стала предметом глубокого изучения... Внимание человечества приковано великой многогранной личностью гения русского народа, давшего миру Толстого. Он представляется могучим титаном «слова» и мысли. Он великий художник, убежденный религиозный реформатор, великий учитель жизни… Это колосально одаренный, могучий во всех отношениях человек. Не стало великого, богатыря мысли — слова, который громко мог кричать на весь мир: «стыдно», «не могу молчать»!
Говорить o значении Л. Н. Толстого для русской культуры и жизни в данный момент — тяжело. Еще так остро чувство боли от утратыего, как любимого учителя— писателя,составляющего гордость русского народа. Толстой долго будет привлекать внимание людей и составлять предмет удивления сложностью и красотою его гениального духа.
Толстой родился, 28-го августа 1828, в крепостной период России; умер в обновленном строе, 7 ноября 1910 г. Он был свидетелем русской жизни и бытописателем в течении четырех последних царствований. Сколько было смен и направлений в деятельности и мышлении — богатое поле для наблюдений великого художника. Он в своих произведениях описал жизнь России, широко и глубоко осветил психологию и исторические условия развития разных типов во всех классах населения.
Толстой на фоне русской тяжелой действительности является редким исключением. Он был светочем во тьме. Он стоял выше всех, исторически сложившихся условий — бесправия и насилия; был неприкосновенен, как венчанный царь мысли и обладатель великой совести! Его не могли коснуться темные силы жестокого бесправия! Но он был «мученик», нес «крест свой», пользуясь неприкосновенностью, страдал, переживал все картины русской действительности. Широкое пользование в обновленном строе смертной казнью, сделавшеюся «бытовым явлением», не давало спокойно жизнь Толстому.
Как известно, в последнее время в периодических изданиях часто появлялись сообщения и выдержки из писем его, из которых видно, насколько он искренно завидывал людям, сидевшим в тюрьмах и в ссылке. Он обращался с просьбою к властьимущим привлекать его — Толстого к ответственности, как главного виновника за книги и идеи, a не тех, которые сочувствовали ему и его учению. Он хотел быть заключенным в «настоящую, сырую, темную, со вшами и голодную тюрьму». Даже просил: «накинуть ему на шею намыленную веревку — петлю»! Ужасенсмысл этих желаний и обращений!..
Чистая совесть его не мирилась с противоречиями в жизни. Он живет в родовом графском имении «неприкосновенным» хотя и отверженным от Церкви,[1] но, как особая «моральная держава», указывает человечеству новые пути жизни. Он пользуется всеми удобствами жизни, a близкие ему люди сидят в гнилых тюрьмах,испытывая жестокие мучения и лишения. Он, великий поклонник и защитник жизни—священного дара Высшего Начала, должен видеть и переживать преступления против святого духа жизни, против закона любви, братсгва и свободы!!...
Учитель жизни не мог мириться со своим положением, не мог переносить изысканных удобств, которые окружали его в Ясной Поляне... «Я не могу более жить в тех условиях роскоши в которых жил»... (из последнего письма его к Соф. Андр.). Хотя он всегда говорил. что «при всяких условиях» возможно и должно стремиться к совершенствованию. Вечное движение вперед и проведение в жизнь великих заветов любви и служения Богу было присуще его кипучей деятельности духа. Он, обремененный восемьюдесятью двумя годами жизни, как сильный и самоотверженный юноша, бросил семью, покинул кров и ушел к трудящимся и обременным людям. желая разделить их гopе и нужды и провести остатки дней в единении суниженными, оскорбленными и обездоленными людьми. Таков могучий последний подвиг великого старца в деле осуществления своих идеалов.
Толстой, как учитель жизни, христианин и глубоко религиозный человек искал в Евангелии основ для правильной жизни и устроения среди людей Царства Божия на земле. Он стремился установить новое жизнепонимание, всемирное, или божеское, которое предстоит пережить человечеству в будущем.
«Человечество уже пережило два периода жизнепонимания. По первому жизнепониманию — жизнь человека заключается в одной его личности; цель его жизни — в удовлетворении его личности. По второму жизнепониманию — жизнь человека заключается не в одной его личности, а в совокупности и последовательности личностей, в начале и источнике жизни — в Боге. Вся историческая жизнь человечества есть ничто иное, как постепенный переход от жизнепонимания личного и животного к жизнепониманию общественному, и от жизнепонимания общественного к жизнепониманию божескому... Одумайтесь и поймите, что семья, жизнь общества, жизнь государства не спасет от погибели! Жизнь истинная, разумная возможна для человека только в той мере, в которой он может быть участником не семьи, или государства, но источником жизни Отца... — Жизнь человека есть составная из жизни животной и жизни духовной — божеской... Жизнь по христианскому учению есть движение к «божескому совершенству. Будьте совершенны, как отец ваш небесный. Будьте, как дети.
В нагорной проповеди выражены Христом и вечный идеал, к которому свойственно стремиться людям, и та степень его достижения, которая уже может быть в наше время достигнута людьми. Идеал этот состоит в любви всех; заповедь — не оскорблять никого, даже словами. Идеал состоит в полном целомудрии, даже в мыслях; заповедь чистота брачной жизни, воздержание от блуда. Идеал — не заботиться o будущем, жить настоящим часом: заповедь — не клясться вперед, не обещать ничего людям. Идеал — никогда, ни для какой цели не употреблять насилия: заповедь — не платить злом за зло, терпеть обиды, отдавать рубаху Идеал — любить врагов, ненавидящих нас, заповедь не делать зла врагам, говорить o них доброе.
Придет время и приходит уже, когда христианские основы жизни — равенство, братство людей, общность имущества, непротивление злу насилием сделаются столь-же естественными и простыми, какими нам теперь кажутся основы жизни семейной, общественной и государственной... Ни человек, ни человечество не могут в своем движении возвратиться назад. Жизнепонимание общественное, семейное и государственное пережито, и надо итти вперед и усвоить следующее высшее жизнепонимание, что и совершается теперь»...
Таково краткое изложение extenso нового жизнепонимания Толстого. Л. Н. Толстой по своим взглядам и убеждениям, как философ и моралист в последнее время, не мог совершенно мириться с идеалами личного счастья, счастья общества — государства. Он все организации общественные считал неудовлетворительными, губящими и давящими свободную жизнь людей... Люди должны жить «по-божьи, итти вечно вперед к совершенствованию, побеждая жизнь животную и давая большое предпочтение жизни духовной».
Толстой работал для всего человечества, он не мирился и не признавал ни территориальных, ни национальных, ни религиозных и церковных разграничений; он не преклонялся перед Молохом государственности, он стремился обединить все человечество на началах служения Богу в смысле человекопочитания. «Помните в каждом человеке живет тот Бог, какой живет и в вас... Не забывайте, что выше и важнее, что есть в этом человеке, ничего нет на свете... Как бы ни были худы дела человека, самого человека, кто бы он ни был, надо почитать, как Бога».
«Смысл человеческой жизни, понятный человеку, состоит в том, чтобы устанавливать Царствие Божие на земле, т. е., содействовать замене себялюбивого. ненавистнического, насильственного, неразумного устройства жизни устройством любовным, братским, свободным и разумным»… или «смысл нашей жизни состоит в исполнении Воли бесконечного Начала, которого мы сознаем себя частью; Воля же эта в соединении всего живого и, прежде всего, людей в братстве их, в служении друг к другу. Дело жизни есть единение со всем живым».
Толстой поражает своими колоссальными знаниями всех религиозных учений, начиная от Моисея, Сократа, Будды, Конфуция, Магомета, персидскаго Баба, и друг. Талмуд и Евангелие он изучал в подлинниках.
Сочинения Л. Н. Толстого «Царство Божие внутри вас», «Исповедь», «Новое Жизнепонимание», «К политическим деятелям», «Круг чтения» могут служить руководством для понимания учения Толстого, разъясняющего смысл и цель жизни. В этих сочинениях наиболее выясняется сила и могущество нравственной личности Толстого, как учителя жизни.
Толстой, с присущей его натуре глубиною и проникновенностью, тщательно изучил всю педагогическую литературу, и все, касающееся педагогических приемов на практике, на родине и заграницей. Не приняв на веру ни одной готовой теории, он со смелостью великого апостола свободы образования, «взрыл всю область педагогики вопросами».
Ознакомившись со всеми теориями педагогов, он является последователем Амоса Каменского и Руссо. Свой педагогический взгляд изложил в целом ряде блестящих статей, составляющих IVтом его сочинений. Взгляд на образование и воспитание, изл-женный в этих статьях 62-го и 85-го года, мало изменился и в 1909 году.
Толстой явился в России первым предвозвестником свободной школы, зашитником учащихся школьного мира от строгой бездушной дисциплины, подавляющей все живое, индивидуальное в детях. Толстой, отрицая существование «науки образования», дал такое определение ее: «Педагогика изучает условия, благоприятствующия и препятствующие совпадению стремлений ученика и учителя к общей цели равенства образования». Н. К. Михайловский, в 1875 г.[2] признавая Толстого за «,мыслителя честного, сильного, которому можно довериться, которого уважать должно», полагал, что это определение «не только верно и полно, но может служить прототипом определения всех социальных наук».
Толстой со свойственной ему искренностью, горячностью и смелостью, принявшись за педагогическое дело, в 1862 году, произвел целый переворот в педагогическом мире постановкой вопросов — чему и как надо учить?
Организованная им «свободная школа» и журнал: «Ясная Поляна» подверглись жестокой критике. Педагогический мир заволновался от резко поставленных вопросов, радикально изменяющих взгляды на дело образования... Он стал провозглашать принципы свободы в школах всех разрядов от народной до университета включительно. Ученику предоставлялось право ходить или не ходить, слушать учителя. или нет... Учиться только тогда, когда интересно и приятно учение... Ученик имеет право свободной критики над учителем в деле его учения — воздействия на ученика. Учитель должен установить с учеником естественные, свободные, дружеские отношения, не допуская никаких наказаний, выговоров и насмешек. Личность ученика — священна, неприкосновенна она: «сама — цель», требует самого серьезного изучения и ознакомления с ее индивидуальными особенностями. Успех в занятиях будет зависеть от знания дела самого учителя, от его любви к делу, от его умения найти средства заинтересовать учащихся: открыть им бесконечную прелесть в мире идей и предметов изучаемого царства жизни. Неуспех в деле учения нужно искать в учителе, a не в лени и неспособности ученика. Дети ближе к цельности гармонии в смысле красоты, правды и добра. Они — чисты и не испорчены. — Им нужно давать только правильно образовывающий материал для дальнейшего развития... «Идеал назади,a не впереди» в деле воспитания «Человек родится совершенным — есть великое слово, сказанное Руссо и слово это, как камень останется твердым и неприкосновенным»… Воспитание его портит.
«Потребность образования лежит в каждом человеке: народ любит и ищет образования, как любит и ищет воздуха для дыхания». Так смотрит Толстой на необходимость воспитания и образования. Но он отрицает всякое принудительное образование; он отрицает право государства и образованных классов на воспитание народных масс по установленным программам и для определенных целей. «Религиозное образование, имеющее своим основанием религию, т. е. божественное откровение, в искренности и законности которого никто не может сомневаться, неоспоримо должно быть прививаемо народу и насилие в этом, но только в этом случае, законно».
Принудительное образование, введенное в Германии, Толстой изучал за границей в 1860 г. Наблюдения эти привели Толстого к грустным выводам: школа представляется учреждением для «мучения детей», где дети лишаются главного удовольствия, присущего детскому возрасту — свободы движения; где «Gehorsam» (послушание) и «Ruhe»(спокойствие) — главные условия; где учитель, большею, частью, в учениках своих видит прирожденных врагов, не хотящих выучить того, что он сам выучил, и где ученики, наоборот, смотрят на учителя, как на врага. «Школа пораждает отвращение к образованию, она приучает в шесть лет к лицемерию и обману. Родители, посылая детей в школу, против своего желания, клянут учреждение, отнимающее сына от его работы, считают дни, когда сын сделается «Schulfrei» (свободный от школы) — совершит обряд конфирмации, выдержит «карантин школы, и получает диплом на известную степень образования — грамотности».
Школа устраивается для того, чтобы удобнее было учителю учить, a не так, чтобы было удобно ученику учиться и развиваться. «Вечное стремление педагогики устроить дело так, чтобы какой бы ни был учитель и ученик, — метод был бы один и тот же». Результатом функции школы является полное вытравливание индивидуальности в ребенке. Ребенок вне школы — живой, ласковый и веселый, — в школе съеживается, делается вялым скрытным. Эта перемена душевного настроения ребенка наблюдается и теперь в школах.
«Школьное состояние души является результатом того, что высшие способности — воображение — творчество у ребенка уступают место полуживотным способностям: повторять чужие слова, считать числа... Всякий школьник, не потерявший самостоятельности и независимости, считается в школе беспокойным «диспарантом».
Школа, производя одурящее вредное влияние на детей — «Ferdumen», как говорят немцы, состоящее, собственно, в продолжительном искажении умственных способностей» ... «Ребенок в продолжении ежедневных долгих часов занятия, одуряемый школьной жизнью, оторван на все это самое драгоценное по возрасту время от необходимых условий развития, которые поставила для него сама природа»...
Домашняя жизнь, работа в поле, игры, общение с людьми — все эти условия суть главные основания всякого образования; что не только они не враги и не помеха школе, но первые и главные деятели». «Интерес знать, чтобы то ни было и вопросы, на которые имеет задачею отвечать школа пораждается домашними условиями. Всякое учение должно быть ответом на вопрос, возбужденный жизнью». «Поэтому устранение школы от жизни приносит вред, раз она не удовлетворяет любознательности учащихся и не отвечает на интересующие их вопросы.
«Принудительное устройство школы исключает возможность всякого прогресса. Школа будет «педагогической лабораторией» при условии, если она не отстанет от всеобщего прогресса; задача школы состоит в передаче всего выработанного и сознанного народом и в «отвечании по вопросам, которые жизнь представляет человеку». Влияние общественной жизни—литературы, театров, клубов, даже «кафе» в деле образования играютбольшуюроль. «Бессознательное, свободное образование в несколько раз сильнее принудительного образования». «Образование масс идет широким путем независимо от школы». Всякое серьезное образование приобретается из жизни, a не из школы».
«Образование и воспитание представляются нам историческими фактами воздействия одних людей на других. Образование есть та деятелность человека,которая имеет основанием потребность к равенству (знания) и неизменный закон движения вперед образования. Единственный метод образования есть опыт, a единственный критерий есть свобода». «Чтоб образовывающему знать, что хорошо и что дурно, образовывающийся должен иметь полную власть выразить свое неудовольствие, или, по крайней мере, уклониться от того образования, которое по инстинкту не удовлетворяет его».
Школа в России не должна быть принудительной, она должна сложиться сообразно исторической эпохе и потребностям народа. «Выдумать русскую систему образозания такую, которая вытекала бы из потребностей народа, не возможно ни комитету, никому в мире; надо ждать, чтобы она сама выросла из потребностей народа». «Народ после манифеста 19 февраля везде выразил убеждение, что ему необходимо теперь большая степень сбразования: выразил это убеждение фактом: везде в огромном количестве возникают и возникли свободные школы. Правительство стало налагать стеснения на свободные школы и результатом явилось неизмеримое зло — молчаливое, отрицательное противодействие школе».
«Для полного, правильного удовлетворения потребностей народа в образовании необходиморассматривать его, как дело трудное, требующее упорного труда и изучения народа». «Каждая ступень образования должна быть независима и закончена».
«Методам обучения в школах Толстой не отдает предпочтения ни звуковому, ни старому, — «азам-складам». «Лучшая метода для известного учителя есть та, которая более всех других ему знакома... Наилучший учитель будет тот, у которого сейчас под рукой будет готово разъяснение того, что остановило ученика. Наилучшая метода и будет такая, которая может ответить на все затруднения учеников, т. е. не метода, a искусство и талант, так как дело преподавания есть искусство, то оконченность и совершенство не достижимо,a развитие и совершенствование бесконечны».
Каждый народ и каждый язык имеют преимущественную связь с одним каким-нибудь методом. Метод этот будет тот, по которому дольше всего учился народ, следовательно, он в своих основных чертах будет наиболее свойственен народу. Все методы — не совершенны: нужно каждого ребенка изучать и согласно его индивидуальным особенностям обучать чтению и письму».
Толстой определяет понятие «образование» так. Образование в широком смысле составляет совокупность всех тех влияний, которые развивают человека, дают ему более обширное миросозерцание, дают ему новые сведения; образование есть влияние на человека всех жизненных условий.
Воспитание есть принудительное насильственное, воздействие одного лица на другое с целью образовать такого человека, который нам кажется хорошим. Воспитание есть, возведенное в принцип, стремление к нравственному дестипозму. Воспитание есть стремление одного человека сделать другого таким же, каков он сам. «Все или 0,999 воспитания должно сводиться к примеру, к исправлению и совершенствованию своей жизни. «Детей необходимо заражать примером добра». Выражение барышника, нежелавшего отдать сына в школу, в Ясной Поляне. ранее чем он успеет «напитать его своим духом», дает основание Л. Н. Толстому поставить вопрос: «Разве не точно также пропитывают своим духом профессора в университетах, монахи в семинарии? «Воспитание — как умышленное формирование по известным образцам, неплодотворно, незаконно, и невозможно. «Права воспитания не существует. Причина существования ненормального явления воспитания лежит: в семье, религии, государстве и обществе. Родители хотят воспитать себе похожих — это естественно. Религия есть единственное законное и разумное основание воспитания. Потребность правительства воспитать таких людей, какие ему нужны для известных целей. Обществу же нужны помощники — потворники и участники.
«Учебные заведения воспитывают детей в чуждых их cpeде понятиях, развивают леньи калечат их физически»... «Ребенок, обязанный сидеть 5—6 часов в классе за книгой, выучивает за целый день то, что мог выучить в полчаса; этим он приучается к самой полной зловредной праздности: в гимназии же достигается окончательное отречение от дома»... Гимназист, получивший развитие (аттестат зрелости), с презрением смотритнасвое прошлое.Усталый измученный, говорящий чужим языком, думающий чужим умом, пьющий вино, курящий табак, самодовольный и самоуверенный идет в университет. «После искуса гимназии с выработанным в ней прислужничеством». В университете ждет его среда студентов, слушание лекций, диплом на звание «человека с университетским образованием» после экзаменов которые по мнению Льва Ник. Толстого не могут служит мерою знания, a служат только поприщем для грубого произвола профессорови для грубого обмана со стороны студентов».
Университеты не только русские, но и по всей Епропе, как скоро они не совершенно свободны, не имеют другого основания, как произвол и столь же уродливы, как монастырские школы. В университетах лишенных свободы преподавания «царит догмат папской непогрешимости профессоров». Понятен университет, соответствующий своему назначению и своей основной идее — собранию людей с целью взаимного образования».
В гимназиях и университете все придумано так, чтобы ученик под угрозою наказания, принимал на себя тот воспитательный элемент и усваивал те верования, те убеждения и тот характер, который нужен учредителям заведения.
Люди, не прошедшие школы, вовсе не воспитанные, т. е. подлежавшие одним свободно образовательным влияниям, люди народа, — светлее, сильнее, могучее, самостоятельнее, справедливее, человечнее и, главное, нужнее людей, как бы то ни было воспитанных.
Школа должна иметь одну цель, — передачу сведений, знаний, не пытаясь переходит в нравственную область убеждений, верования и характера. Воспитательный элемент науки не может передаваться насильственно Хочешь наукой воспитать ученика, люби свою науку и знай ее, и ученики полюбят и тебя и науку и ты воспитаешь их».
«Свобода есть необходимое условие всякого истинного образования, как для учащихся, так и для учащих. Отсутствие принуждения и выгод, как для обучающихся, так и для обучащих, избавило бы людей от большой доли тех зол, которые производят принятое везде принудительное и корыстное образование». «Едва ли через сто лет отживут все готовые заведения — училища, гимназии, университеты, — и вырастут свободно сложившиеся заведения, имеющие своим основанием свободу учащегося поколения».
Толстой в 1862 г. устроил школу в «Ясной Поляне» и издавал журнал для разработки педагогических вопросов.
В школе этой Толстой показал, как можно свободно учить детей. «Воспитывая, образовывая, развивая, или, как хотите, действуя на ребенка, мы должны иметь и имеем бессознательно одну цель: достигнуть наибольшей гармонии в смысле правды, красоты и добра».
Дети охотно шли в его школу, несли себя только и свою восприимчивую натуру. Они не учат уроков, не думают o классе и никогда не опаздывают, думая, что в классе будет так же весело и интересно. как и вчера. Толстой крайне восторженно отзывается o своих учениках и признает их стоящими ближе взрослых к гармонии. Они имеют художественное развитие — «чувство меры» и — не дикари,как думают учителя—педагоги. Стоит только вспомнить (IV т.) восторженное описание «положительного «Семки», который выделялся редкою художественностью писания и Федьку, поражавшего верностью поэтических представлений и,в особенности, пылкостью, поспешностью воображения. Он, Федька, имел чувство меры, и оно во всей первобытной силе жило в его неиспорченной детской душе. «Я — автор Детства» не только не могу в деле художества указать или помочь одиннадцатилетнемуСемке илиФедьке, атолько в счастлииую минуту раздражения, — в состоянииследить за ними и понимать их».[3]
Имея 40 учеников в школе своей, Толстой не употреблял никаких наказаний, ни выговоров.
Школа развивалась свободно из начал, вносимых в нее учителем и учениками. «Чем более развивались дети, тем более сознавали необходимость порядка, — они приходили к заключению, что надо подчиняться известным условиям, чтобы учиться»… Внешний беспорядок, или свободный порядок, бывший при начале занятий, сам собою прекращался. «Школьники — люди, по этому они мыслят такими же путями, как и мы и скоро поймут, что нельзя учиться в школе без соблюдения порядка».
«Ребенок, или человек, вступивший в школу, вносит за собою свой известный. вынесенный им из жизни любимый им взгляд на вещи. Для того, чтобы он хорошо и охотно учился, необходимо, чтобы он полюбил учение... сознал недостаточность своего взгляда на вещи и чутьем бы предчуствовал всю прелесть того мира мысли, знаний и поэзии, которую откроет ему учение. Под постоянным обаянием этого, впереди его блестящего света, ученик будет хорошо работать над собою и учиться: «Открывая ученику новый мир и без знания заставить его полюбить знания — нет книги, кроме библии. Без библии не мыслимо жить в нашем обществе, как без Гомера в греческом. Библия единственная книга для первоначального «детского чтения». Он написал книгу, «Круг чтения для детей».
«Чему надо учить в народной школе, решение это принадлежит народу. Требование народа следующее: знание русской и славянской грамоты и счет. Народ допускает две области знания — языки и математику», a все остальное считает возможнымдостигнуть при желании. «Нужно народу предоставить полную свободу устраивать свои школы». В великом деле своего умственного развития, народ не сделает ложного шага и не примет того, что дурно». Разделение между воспитанием и образованием Толстой в 1909 г. считал уже искусственными. И воспитание и образование нераздельно. Нельзя воспитывать, не передавая знания; всякое же знание действует воспитательно.
«Первое и главное знание, которое свойственно прежде всего преподавать детям и учащимся взрослым — это ответ на вечные, неизбежные вопросы, возникающие в душе каждого, приходящего к сознанию человека. Первый вопрос: что я, и какое мое отношение ко всему бесконечному миру?, и второй, вытекающий из первого: как мне жить, что считать всегда, при всех возможных условиях, хорошим и, что, при всех возможных условиях, дурным?»
«Ответ на все эти вопросы есть в религии и в нравственности, не в религии, или нравственности одного какого-либо народа, известного места и времени, — а в тех основах и религиозных и нравственных учениях, которые одни и те же высказывались лучшими мыслителями мира от Моисея, Сократа, Крамны, Эпиктета, Будды, Марка Аврелия, Конфуция, Христа, Иоанна апостола, Магомета до Руссо, Канта, персидского Баба, индусского Вивекананды, Чаннинга, Эмерсона, Рескина, Сковороды и др.»
«Об образовании я думаю вот что: наука, учение есть ничто иное, как передача того, что думали самые умные люди. Умные же люди думали всегда в трех направлениях мысли, — думали: 1) философски, религиозно o значении своей жизни, религия и философия; 2) опытно, делая выводы из известным образом обставленных наблюдений,— естественные науки: механика, физика, химия, физиология, и 3) думали математически, делая выводы из положений своей мысли, — математика и математические науки».
«Все эти три рода наук космополитичны, все они не только не разъединяют людей, но соединяют людей. Все они доступны всем людям и удовлетворяют критерию братства людей! «Но-, кроме того, что существуют три отрасли наук, существует и три способа передачи этих знаний». Первый способ передачи самый обычный: слова, но слова на разных языках, и потому является еще наука языки, опять соответствующая статья критерию братства людей (может быть нужно было и преподавание эсперанто...) Второй способ - это пластическое искусство, рисование, лепка, — наука o том, как для глаза передать то, что знаем, другому, И третий способ — музыка, пение, наука, как передать свое настроение, чувство».
«Кроме этих 6 отраслей преподавания, должна быть введена еще 7-я: преподавание мастерству и опять соотвествующее критерию братства. т. е. такое, которое всем нужно, слесарное, столярное, плотничное, швейное».
«Полная свобода обучения, т. е., чтобы ученик, ученица сами приходили бы учиться, когда хотят — есть необходимейшее условие всякого плодотворного обучения так же, как необходимейшее условие питания есть то, чтобы питающемуся хотелось есть. Разница только в том, что в материальных делах вред отступления от свободы сейчас же проявляется, сейчас же будет рвота или расстройство желудка, в духовных же вредные последствия проявятся не так скоро, может быть через год».
«Совершенство в деле образования достигается не тем, что бы учащиеся усвоили очень многое из случайно избранной области знания, a тем, чтобы, во первых, из бесконечного количества знаний прежде всего были переданы учащимся знания самых важных и нужных предметов; a во-вторых, тем, что бы знания эти были доведены до относительно одинаковой степени, так что бы передаваемые знания,подобно одинаковой длине и одинакового равномерно друг от друга отделенным радиусам, определяющим сферу, составляли бы гармоничное целое.
«В нашем обществе знания распределяются не только неравномерно, но в самых уродливых соотношениях: некоторые радиусы достигают самых больших размеров, другие вовсе не обозначены».
Толстой сознает, что трудно перейти к свободе в деле воспитания и образования, «но и не так трудно, когда твердо решимся не делать глупого!»...
Таково краткое изложение ехtenso характерных педагогических положений Льва Николаевича Толстого, обрисовывающих его, как педагога — гуманиста, — провозвестника будущей свободной школы.
Как трудно, подойдя близко к Эльбрусу, высочайшей горе на Руси, определить сложную фигуру и представить всю красу, прелесть и мощь этой громады, с поднявшейся высоко в высь небес вечно-снеговой вершиной, так же трудно определить грани и обозначити, всю силу и мощь величайшего ума и великого сердца Льва Толстого — этой величайшей вершины среди людей... Сделать полную характеристику Л. Н. Толстого как учителя жизни и педагога — дело будущего.
Мне хочется закончить свой краткий очерк, далеко неисчерпывающий огромной задачи охарактеризовать Л. Н. Толстого, как учителя жизни и педагога, телеграммою, посланной мною семье Льва Николаевича 8-го ноября:
«Сердце леденит известие: умер Лев Николаевич. Замолк могучий голос величайшего пророка — учителя любви — правды, справедливости. Перестало биться великое благородное сердце, осиротела многострадальная Русь, потеряв красу —гордость, солнце русской литературы!... Хочется верить, что Русь сумеет почтить память великого Льва Толстого: сделает национальной собственностью Ясную Поляну центром культа великого учителя; создаст народный университет имени его, где люди будут вечно учиться идеям и заветам великого писателя.
Горе ваше бесконечно... Верьте, ваше горе разделяет весь мир, особенно Русь.
Вечная память великому учителю и писателю!...»
Нифонт Долгополов.
15 Декабря 1910 г.
[1] Постановлением Св. Синода от 20-22 февраля 1901 г.
[2] Записки профана: «Шуйца и Деница» Л. Н. Толстого.